В издательстве «Слово» вышла пятая книга серии «Сокровища Италии» историка искусства и писателя Витторио Згарби. Ее подзаголовок — «От Каналетто до Болдини», а внутри — рассказы о пятидесяти художниках центральной и северной Италии разных веков. Как известных, вынесенных в заголовок, так и не часто встречающихся именах, таких как Андреа Аппиани, Лоренцо Бартолини, Карло Маньери или Гаэтано Превиати. С разрешения издательства ARTANDHOUSES публикует фрагмент книги, посвященный Джамбаттисте Тьеполо и Пьетро Лонги.
ДЖАМБАТТИСТА ТЬЕПОЛО / ПОСЛЕДНИЙ СВЕТ И ТЕНИ ВЕНЕЦИИ
Венецианец Джамбаттиста Тьеполо (1696–1770) стал последним представителем итальянского искусства, способным отстоять его первенство на мировой арене.
Впрочем, это утверждение верно лишь отчасти. Италия, пусть и не так явно, как прежде, оставалась в центре международного внимания вплоть до эпохи классицизма начала XIX в., когда Антонио Канова был признан самым знаменитым художником своего времени. И только с развитием романтизма, особенно его антиклассицистских тенденций, стало нарастать отставание итальянской культуры от прочих — в частности, от французской, самой передовой на рубеже XIX–XX вв. Что же касается позиций итальянского искусства во времена до Тьеполо, то они уже существенно пошатнулись, когда, например, Джанлоренцо Бернини проиграл французским архитекторам конкурс проектирования Версальского дворца — крупнейшей строительной площадки второй половины XVII в. Это означало, что за рубежом итальянских художников уже не считали непревзойденными мастерами, как это было со времен Возрождения. Такое положение соответствовало новой политической ситуации, в которой Италии досталась подчиненная роль по отношению к великим европейским державам.
Несмотря на это, итальянские художники всё еще были востребованы при европейских дворах, от Англии до Германии и Австрии, от Польши до Испании, от Франции до Голландии, и охотнее, чем прежде, уезжали работать за границу. Особенно активной оказалась группа венецианских мастеров, на что указывает английский опыт Себастьяно и Марко Риччи, живопись рококо Джованни Антонио Пеллегрини, Якопо Амигони, Розальбы Каррьеры, ведуты Каналетто и Бернардо Беллотто и т. д.
Джамбаттиста Тьеполо
«Инвеститура епископа Гарольдa»
Вюрцбургская резиденция
Джамбаттиста Тьеполо, Тьеполетто для венецианцев (он был невысокого роста), тоже отправился за славой и почестями за рубеж — сначала в Вюрцбург (1751–1753), где в резиденции князя-епископа фон Грайффенклау он создал, пожалуй, лучшие свои шедевры; затем в Мадрид (1762–1770), где встретил свою смерть. В Германии и Испании уже немолодой Тьеполо в полной мере воплощает философию и практику искусства, которое сформировалось в Италии — в Удине, Милане, Бергамо, Виченце и, главное, в его родной Венеции. Там он начал карьеру как ученик эклектичного Грегорио Ладзарини, одного из самых успешных венецианских живописцев своего времени, а позже, после женитьбы на Чечилии Гварди, сестре известного художника Франческо Гварди, обратился к манере, не уступающей высокому драматизму Джамбаттисты Пьяццетты, короля тенебристов XVIII в.
Тенебристы — это венецианские художники, сочетавшие колорит местной традиции с резкими контрастами светотени, восходящими, прежде всего, к опыту Караваджо. У Тьеполо тенебризм смягчается прозрачностью и лучезарностью, напоминающими живопись Паоло Веронезе периода Чинквеченто и переосмысляющими ее в духе позднего барокко, в стремительной, яркой и выразительной манере. Постепенно стиль Тьеполо становится всё воздушнее и живописнее, возможно, под влиянием француза Дориньи, работавшего в Венето. Это происходит, в частности, после 1730-х гг., когда большинство заказов Тьеполо приходят из-за пределов Венеции. В тот период, в 1739 г., художник впервые уезжает работать за границу, в Диссен. Специализацией Тьеполо становятся фрески, особенно потолочные росписи — фантастические небеса, населенные божествами, — в которых он достигает вершин мастерства.
Джамбаттиста Тьеполо
«Аполлон воздает почести князю-епископу фон Грайффенклау»
Вюрцбургская резиденция
Фрески дворца Ка Редзонико (1757), где сегодня располагается Музей Венеции XVIII в., — последнее масштабное творение Тьеполо в Венеции. Дворец, спроектированный Лонгеной в конце XVII в. и достроенный в 1750 г. Джорджо Массари, принадлежал семье, представитель которой всего через год после завершения росписей будет избран папой и возьмет имя Климент XIII. В бельэтаже Тьеполо вместе с сыном Джандоменико и квадратуристом Джироламо Менгоцци Колонна, мастером иллюзорных архитектурных пространств, украшает два зала.
В Свадебном зале он пишет аллегорию в честь Лудовико Редзонико и Фаустины Саворньян, сочетавшихся браком в 1758 г. Потолочная роспись с хроматическими доминантами небесных и золотых тонов, с вкраплениями землистых оттенков, контрастирующих с ослепительным сиянием, изображает молодоженов в колеснице Аполлона; Купидон с завязанными глазами возвещает об их прибытии, чету сопровождают аллегорические фигуры — Слава, трубящая в трубу, Мудрость и Грации в своей цветущей прелести, которую Тьеполо воспевал с непревзойденным мастерством. Под балюстрадой супругов приветствует Достоинство — умудренный годами бородатый полководец с лавровым венком на голове, жезлом в одной руке и знаменем с родовыми гербами молодоженов в другой. Позади него лев Святого Марка, символ Венеции, лениво наблюдает за сценой.
По сравнению с фресками Вюрцбургской резиденции эта композиция менее масштабная, не столь праздничная, оживленная и разнообразная, с ограниченным числом персонажей, но и она пронизана тем же самоироничным отношением к восхвалению еще живущих людей и восприятием живописи как самой зрелищной и увлекательной формы вымысла. Совсем скоро подобные самопрославления аристократии начнут казаться чрезмерно риторичными, воплощениями ancien régime — Старого порядка, который будет преодолен Просвещением, открывшим дорогу современному сознанию. Продолжая следовать общепринятым вкусам, Тьеполо всё же предчувствует надвигающийся кризис избранного общества, для которого он трудится, и придает апофеозу характер чувственной игры, которой следует наслаждаться во всем ее фантасмагорическом великолепии, не принимая слишком уж всерьез.
Джамбаттиста Тьеполо
«Благородство и Добродетель, ведущие Достоинство к храму бессмертной Славы»
Ка Редзонико, Венеция
Фреска в Тронном зале, Благородство и Добродетель, ведущие Достоинство к храму бессмертной Славы, тоже создана в честь союза Редзонико — Саворньян и непосредственно соотносится с предыдущей, перелагая на язык живописи стихи, написанные по случаю свадьбы падуанским аббатом Джузеппе Дженнари. Достоинство, Благородство с копьем в руке и Добродетель в пышном облачении восходят к храму, от которого виден лишь портик, по облакам, словно по эскалатору. Выступающие за пределы рамы, облака притягивают взгляд и влекут его кверху. На нижнем облаке сидит амурчик, напоминающий зрителю о том, что имя Редзонико внесено в списки венецианской аристократии, хоть и всего за несколько десятилетий до этого.
Сегодня в Ка Редзонико можно увидеть и другие работы Тьеполо, перенесенные сюда из разных мест. Среди них снятые со стен фрески из его виллы Цианиго, начатые Тьеполо в 1759 г., а после его смерти в Испании продолженные сыном художника Джандоменико, который работал над ними вплоть до конца столетия. Небесным апофеозам, шутливой виртуозности, возвышенным аллюзиям на Освобожденный Иерусалим Тассо Джандоменико противопоставляет прозаичные маскарады и гротескные приключения Пульчинеллы в гораздо более приземленном и буржуазном стиле. Времена изменились, эпоха старой аристократии подошла к концу и в Венеции.
ПЬЕТРО ЛОНГИ / ГОЛЬДОНИ В ЖИВОПИСИ
Перед нами балаган, временная деревянная конструкция, в которой некогда давали театральные представления. Здесь, словно в античном цирке, Пьетро Лонги, урожденный Пьетро Фалька (1701–1785), венецианский живописец, учившийся сначала в местной школе Антонио Темпесты, затем в Болонье у Джузеппе Марии Креспи, запечатлевает эпизод из повседневной жизни Венеции той эпохи: прибытие на карнавал 1751 г. (особенно долгий на берегах лагуны) самки носорога по имени Клара, ранее привезенной из восточной Индии в Голландию и превращенной неким капитаном Ван дер Меером в аттракцион, с которым он объездил пол-Европы между 1741 и 1758 г. Клара стала так знаменита, что там, куда ее привозили, ее изображение с весьма впечатляющим рогом тут же появлялось на эстампах, картинах или медалях. Правда, на этой картине Лонги (с которой была выполнена авторская реплика, хранящаяся в лондонской Национальной галерее, и несколько копий кисти Алессандро Лонги, сына Пьетро) рога у Клары уже нет: возможно, он был спилен в целях безопасности или отвалился из-за преждевременного старения, вызванного тяготами «турне», которое привело Клару к ранней смерти.
Однако этот рог демонстрирует ее укротитель, который, левой рукой указывая на животное, напоминает почтенной публике о его изначальном виде: вероятно, хозяин расписывает достоинства кости — не только ее ценность как научного экспоната и декоративного материала, но и предполагаемые свойства порошка из измельченного рога, который на Востоке используют как афродизиак. Это вызывает интерес у молодого щеголя с загадочной и лукавой улыбкой, стоящего рядом с мечтательной юной дамой с открытым лицом — так обычно ходили девушки на выданье, — которая, кажется, занята только собой, и еще одной женщиной, в характерной остроконечной маске «бауте», которая, напротив, смотрит на редкое животное с почти сочувственным любопытством. С краю мальчик с трубкой для выдувания мыльных пузырей старательно изображает взрослого, а на заднем плане расположились остальные зрители: маленькая девочка, горничная с корзиной цыплят, лицо которой скрыто «мореттой» — черной маской, которую придерживали зубами за специальный штырёк, и еще одна служанка, только что снявшая такую же «моретту». Как часто бывает на картинах Лонги, персонажи смотрят не прямо, а в сторону, словно встречая взгляды зрителей с разных сторон.
Пьетро Лонги
«Носорог»
Ка Редзонико, Венеция
В центре внимания — главная героиня. Присутствие публики ничуть не заботит Клару; ракурс изображения, сзади и под углом, позволяющий рассмотреть ее гигантскую спину, подчеркивает тот факт, что она ведет себя как обычный домашний скот: мерно пережевывает сено, а пищеварительный аппарат послушно перерабатывает его в навоз и без всякого почтения извергает прямо на переднем плане картины, ближайшем к зрителю, который словно бы находится на противоположной стороне арены. Впрочем, намерением Лонги, как гласит листок на стене балагана, было написать, по поручению Джованни Гримани, молодого мужа Катерины Контарини, «правдивый портрет носорога», а правда состоит в том, чтобы показать животное в его самом естественном виде, без прикрас. Именно способность изображать правду, стремясь к максимальной достоверности не столько предметов (как, например, Каналетто), сколько обстоятельств повседневной жизни, и составляет главный талант Лонги, которого современники сравнивали с другим великим мастером жизненной правды, но в сфере театра — Карло Гольдони, тоже из окружения Гримани.
В творчестве Лонги народный жанр, который в кругу Креспи был известен как наследие бамбочад XVII в., превращается в галантную живопись в русле определенных тенденций европейского искусства той эпохи, иллюстрирующую в основном обычаи высших классов венецианского общества. Художник изображает их с добродушным сочувствием и в то же время отстраненностью человека, наблюдающего за всё более пустыми и докучливыми светскими церемониями, театром марионеток, озабоченных только внешним блеском, элегантными жестами, остроумными историями и уверенных, что это достаточное оправдание их социального превосходства. В этом Лонги не так уж далек от Тьеполо, хотя с художественной точки зрения является его полной противоположностью.
Загрузка...
