Сергей Гуров рассказал Design Line о проблеме всех арт-директоров, самоцензуре, деньгах, Хаски, краже проектов и своей первой работе за 100 долларов.
Сергей — свободный дизайнер, консультант и проектировщик. У него большой опыт в веб-дизайне: сотрудничал с агентствами Redmadrobot и Nimax, зарубежными Enromo и Pixelent, его клиентами были Coca Cola, Citroen, Intel, Балтика, Pepsi, КАМАЗ. Работал арт-директором в Силиконовой долине, но жизнь там оказалась слишком скучной и не для него. Мы решили узнать у Сергея, как не стать продажным и не разочароваться в том, что ты делаешь, относиться к деньгам лояльно, но при этом иметь их.
Виолетта Бакарас: На обложке твоей страницы в Fb стоит картина Рубенса, где дочь кормит своего отца грудью в тюрьме, чтобы тот не умер от голода. Ты сравниваешь дизайн с молоком? К тому же заметила, во всех соцсетях ты под ником «milkwork». Можешь расшифровать смысл этой картины для себя?
Сергей Гуров: Когда-то мне надо было выбрать никнейм. Я долго думал и остановился на «молоке». Хороший дизайн должен быть как молоко: полезный, вкусный, простой, естественный, белый. Рубенс выбран случайно и особого смысла я не вкладывал, кроме того, что с молока начинается наша жизнь, а кому-то молоко жизнь спасает.
В.: У тебя недавно родилась дочка. Как работаешь дома, когда у тебя маленький ребёнок?
С.: По ночам на 40 процентов от мощности. Но я решаю эту проблему и перебираюсь в офис.
В.: Это отчасти тоже можно отнести к причинам, почему у тебя появилось желание открыть свою студию?
С.: Это не желание, ситуация такая, что подталкивает меня к этому решению.
В.: Один не вывозишь?
С.: Нет, там сложно всё. Много входящих факторов.
В.: Можешь назвать самое необычное место, где тебе приходилось работать?
С.: Это было недавно. Сапсан. Стоял на коленях часа два, пока заряжал макбук, который поставил на большие китайские чемоданы, и работал.
В.: А вообще в дороге часто работаешь?
С.: Всегда. Сложно сказать, когда я не работаю. Мне повезло: достаточно блокнота и карандаша, чтобы что-то делать, придумывать, рисовать.
В.: Ты говорил, что попал только один раз на хорошего арт-директора, это Саша Лагута. Что не так с другими, почему с ними «не работалось»?
С.: Тогда арт-директора были лишь погонами. У них не было метода. У Саши Лагуты метод, последовательность мысли, принципы были уже тогда. Всё это легко передается, если встречает ответное желание научиться. Отличие арт-директора от простого дизайнера в том, что первый учит мыслить на другом уровне. Не только ставит задачи, но объясняет проблему, её элементы и проясняет логику. Таких людей мало.
В.: Скажи, а разница между наёмным сотрудником и фрилансером отражается в их мышлении? Самоцензура, ограничение и свой стиль — как это всё влияло лично на тебя при работе в агентстве?
С.: Отражается. Фрилансер — это и дизайнер, и менеджер, и маркетолог, и психолог. Агентства и студии существуют и работают за счет разделения труда — это их фишка. Поэтому дизайнер в агентстве может просто рисовать и не думать ни о чем другом. В конце концов, любой дизайнер из агентства в какой-то момент осознает эти рамки и тепличные условия, которые не дают дополнительной пищи для развития. А потом уходит.
Мне вообще кажется, что мышление — основной инструмент дизайнера. Когда дизайнер работает уже лет 10–15, у него развивается профдеформация, которая меняет его мироощущение, нравственные границы и мотивацию. Бытие определяет сознание. Я называю это подлинным «дизайн-мышлением». Конкретным примером такого мышления может быть позиция, что дизайн есть во всем и не ограничивается только визуальными коммуникациями. Дизайн есть порядок вещей, последовательность акцентов и инструменты манипуляции восприятием и представлением. Это идея доведена до абсурда, но крайне полезна дизайнеру, поскольку для него исчезает понятие «мелочь».
Мелочей не бывает, и каждый пиксель играет роль. Это и есть самоцензура.
Ограничения тоже важны. Чаще всего в начале карьеры кажется, что они мешают работе. И должно пройти довольно много времени, чтобы научиться использовать их не только как границы творчества, а как точки опоры, от которых можно оттолкнуться. Для этого требуется значительный багаж знаний и арсенал приемов, которые надо еще наработать.
В.: Ты говорил: «У меня сложные отношения с деньгами, которые должны бы быть стимулом и мотивацией для дальнейшей работы, но эта мотивация слишком слаба». Тебя кидали на бабки? Сколько стоила твоя самая первая услуга на фрилансе? А сколько в среднем стоит сейчас?
С.: Лет семь назад я зарабатывал гораздо больше, чем мне было нужно, и в какой-то степени меня это испортило, заставило тратить время на неважные вещи, создавать образ, а не жить реально. Из этого я сделал вывод, что деньги как мотивация не лучший вариант.
Говорят, художник должен быть голодным. Про дизайнеров можно сказать так же. Хороший дизайнер не вырастет в тепличных условиях, поскольку работа не будет какой-то миссией ради цели, которой можно идти на подвиги и борьбу с собой. А развитие предполагает постоянную войну с собой вчерашним за себя завтрашнего. Если у тебя все хорошо сегодня, то зачем торопиться в завтра.
На бабки меня кидали часто, но я никогда не ссорился с клиентом публично, поскольку это могут заметить будущие клиенты и подумать, что я проблемный исполнитель. После каждого такого случая старался сделать выводы и изменить правила, по которым работаю.
Первая услуга стоила 100$. Это было логотип для какой-то IT-компании. Я нарисовал логотип из листочка и текстовой надписи, а потом разместил это на визитку. Сейчас услуги разные. Есть почасовые истории, есть попроектные, где главная страница стоит около ста тысяч.
В.: Время душевных вопросов. По твоему Fb видно, что тебя очень затрагивают некоторые мировые и локальные ситуации. У тебя есть реакция. Ты часто страдаешь от несправедливости в мире? Почему ты так к ним восприимчив? (Вот подтверждение)
С.: Я, как жертва профдеформации, вижу корни дизайна очень глубоко. Не только в конверсиях и бизнес-задачах, а в идеологиях, которых дизайн растет. Они прежде всего и сильнее всего определяют дизайн сегодня. У Дитера Рамса есть тезис: дизайн должен быть экологичным. Я понимаю его как заботу о человеке, его мышлении, внутренней свободе и творчестве. Дизайн должен быть гуманным и делать человека лучше.
В.: А как часто ты страдаешь от несправедливости в мире как человек, а не как дизайнер?
С.: Стараюсь ограничивать информацию извне, чтобы реже страдать.
В.: Видела, что ты поддерживаешь Хаски. Почему он интересен сейчас и чем нравится тебе? (Гуров о Хаски)
С.: Он — поэт. Его тексты глубокие, а образы самые сильные из тех, что я встречал в наше время. Плюс он настоящий патриот, в хорошем смысле слова. Он такой один, поэтому особо ценен.
В.: Точно один?
С.: Так, чтобы поэт для молодежи, — да.
В.: Оксимирон?
С.: Он делает ставку на форму, а не на содержание, поэтому красивый, но пустой. Он боится иметь свою особую позицию или боится ее заявлять, чтобы не потерять какую-то долю фан-базы. Мы уже лет 20 живем в мире, где отсутствует контркультура. Влияние контркультуры на порядок ниже, чем во времена Кобейна. Музыка ещё не скоро станет контркультурной.
В.: Кстати, а дизайн может быть контркультурным? Ты к такому как относишься?
С.: Не знаю. Надеюсь, да. В истории был уже контркультурный дизайн, к примеру «новая волна» как антистиль в противовес международному стилю. Но всё-таки тогда дизайн во многом мог положиться на музыку и иллюстрировать ее. А сейчас не на что опереться. Дизайн не создает порядок, он пытается найти его в окружающем хаосе и транслировать этот взгляд людям.
В.: Поговорим о краже твоих работ на Behance. У тебя не было желания обратиться в суд? Или в России это бессмысленно?
С.: Бессмысленно судиться с Behance. Украденную работу можно заблокировать и удалить.
Были случаи, когда ребята крали мою концепцию и просто добавляли другие продукты, иллюстрации, шрифты или цвет, и получали больше фидбека, чем мой оригинал. Но судиться с ними не хочу. Лучше потратить это время на что-нибудь новое.
В.: В принципе в России с правовой защитой же дела плохи, так ведь?
С.: Я не сталкивался с этим, но скорее да. Наша страна не может управляться системно, всегда останутся значительные элементы ручного управления. У нас имперская форма существования, и по-другому быть не может. В противном случае она развалится. Слишком разнообразные культурные паттерны. Ислам, буддизм, христианство, атеизм — серьезная платформа для коррупции.
В.: Ответь на вопрос: Кто такой Сергей Гуров?
С.: Дизайнер, отец, чей-то сын…
В.: А теперь выбери одну определяющую.
С.: Дизайнер.
В.: Если бы не в России, то где бы ты жил и работал? Это могут быть разные места.
С.: Япония.
В.: Чем российский дизайнер отличается от иностранного? И отличается ли?
С.: Мы делаем вопреки.
В.: У тебя есть какие-то психологические приёмы для достижения понимания с клиентом? Помогает первое образование? У тебя, кстати, одно оно или нет?
С.: Образования два: программист и клинический психолог. Основной приём: эмпатия и понимание, когда речь идёт о бизнесе или процессах, а когда чистая психология. Остальные приёмы — импровизация.
В.: А по-твоему, какие главные составляющие хорошего проекта?
С.: Сложный вопрос. Важнейшая часть — это лояльность клиента. Когда вы мыслите похоже или он доверяет твоему опыту.
В.: Почему ты хочешь заняться айдентикой?
С.: Мне тесно в цифровом формате. Не хватает навыков работы с историей и образного бренда. Я построил для себя следующую последовательность: история-логика-дизайн. Обычно дизайнеры начинают с конца. А более правильным было бы идти от истории — метафоры образа. В каждой истории есть своя логика, а для своей логики есть дизайн, то есть визуальное выражение.
В.: Будешь заниматься дизайном через 10 лет?
С.: Скорее всего, да.
В.: Почему скорее всего? Думаешь, ты не управляешь своей жизнью, ей управляют обстоятельства?
С.: Вероятности. Не хочется загадывать, всякое может случится. Если ничего неожиданного не произойдет, то буду заниматься тем же. Я ничего другого не умею.
В.: Как в дизайне не предавать себя и профессию, не вестись на деньги, но при этом хорошо зарабатывать?
С.: Не так давно я смог немного пообщаться с Кириллом Глущенко. Он говорил о том, что нельзя делать хороший дизайн плохим людям. «А если все плохие?» — спросил я. «Тогда можно делать дизайн булочникам: булочники-то хорошие» — ответил он.
В.: Если у булочников денег мало, а семью кормить нужно?
С.: Деньги — это потребление. Когда потребляешь, хочется потреблять еще больше. Самоограничение в потреблении есть эффективный прием контркультурности.
Я практически не покупаю то, что мне не нужно. Пользуюсь айфоном 3–4 года пока он работает. Я не покупаю дорогие машины, поскольку не чувствую функциональной разницы между «бмв» и каким-нибудь «рено». Нарисовал хороший дизайн — счастлив и можешь купить себе вкусную булочку.
Кроме булочников есть флористы. В конце концов есть некоммерческий дизайн. Дизайн интерфейсов для космических полетов, для автомобилей и так далее, то есть сервисный дизайн, где нужно действительно сделать вещь, которая спасет жизнь или поможет решить сложную задачу и принесет пользу.
В.: Можно ли достигнуть пика в профессии?
С.: Нет.
В.: Как ты развиваешься?
С.: Во-первых, амбиции. Хочется когда-нибудь сделать что-то такое, чем могли бы гордиться мои дети. Во-вторых, удовольствие от профессии. Когда ты испытываешь счастье от работы. У Стругацких есть хорошая фраза, которую люблю: «Труд сделал из обезьяны человека, отсутствие труда может сделать обратное гораздо быстрее».
Загрузка...
