Филипп Даверио о Леонардо, Кандинском и Шиле • ARTANDHOUSES

В издательстве «Слово» впервые на русском языке вышла книга «Игра в живопись» Филиппа Даверио, франко-итальянского искусствоведа, галериста и куратора. В ней — собрание эссе о художниках разных веков и стран, объединенных лишь личной страстью автора. С разрешения издательства мы публикуем три из них, посвященных Кандинскому, Леонардо и Шиле.

Василий Кандинский

Звучание красок

Прирожденный интеллектуал, окончивший школу в Одессе в 1885 году и затем поступивший в Московский университет, где изучал юриспруденцию, политическую экономию и этнологию. Последняя дисциплина в его жизни играет далеко не второстепенную роль: в 1889 году он едет в экспедицию на Урал, изучать среди берез законы и обычаи народов коми, и оказывается очарован цветом их костюмов и фольклорной традицией. В результате он становится, как мы бы сейчас сказали, юристом-антропологом и сразу же после защиты диплома начинает преподавать в университете. Но ненадолго, поскольку его беспокойная душа тянется к живописи, а живопись, которой он намеревается заняться всерьез, приводит его в Мюнхен, где он и остается, вскоре променяв жену на художницу Габриэле Мюнтер. Десять лет проходят в скитаниях между Берлином, Парижем и Италией. Он вырабатывает собственное эстетическое видение, яркое и экспрессионистическое, отличающееся большой поэтической строгостью, однако это его не удовлетворяет. Наряду с пейзажами из сказок и грез появляются виды окрестностей Мурнау, и одновременно начинаются эксперименты с чисто умозрительными образами, где фигуративные элементы соседствуют с жестом и знаком, которые лишаются всякой связи с действительным или правдоподобным и превращаются в знаки чистого цвета.

Кандинский не переходит от фигуративного к абстрактному, как вскоре поступят Пит Мондриан или Джакомо Балла: разные живописные языки у него сливаются, словно в потоке сновидений. И на этом столь необычном пути он постоянно обращается к параллелям с музыкальной практикой. Даже его картины зачастую называются как музыкальные пьесы: «Импровизация», «Композиция», «Вариация». Когда в первой половине 1910-х годов Кандинский начинает свой путь к абстракции, ему уже почти 50 лет: его эксперименты  — это результат продолжительного анализа живописного языка. И  в нем крайне сильно влияние славянской души, охотно сочетающей народные традиции с мистицизмом. Так что открыв для себя в германской культурной среде безумную мистику Босха, он добавляет очередной фрагмент в мозаику своей космогонии. В самом начале января 1911 года группа его друзей-художников, вместе с которыми он ранее основал творческое объединение, отправляется на концерт музыканта-авангардиста Арнольда Шёнберга в Мюнхене. Музыкальные диссонансы претворяются в диссонансы живописные, и картина, которую он пишет сразу же после концерта, «Импрессия III (Концерт)», становится своего рода манифестом и откровением, подводящим итог поискам предыдущего года. Этот период между 1910 и 1911 годом является фундаментальным для авангардных поисков, словно новые веяния охватили всю предвоенную Европу, от Рима Баллы до Голландии Мондриана: в том же году Кандинский публикует «О духовном в искусстве» («Über das Geistige in der Kunst»), одновременно создавая свою первую начисто лишенную фигуративности акварель, состоящую из цветных пятен. Текст начинается так: «Всякое произведение искусства есть дитя своего времени, часто оно и мать наших чувств. Так каждый культурный период создает свое собственное искусство, которое не может быть повторено».

Василий Кандинский
«Габриэль Мюнтер за мольбертом на природе»
1910

Словно открылся ящик Пандоры, источник безудержного лиризма, который будет сопровождать Кандинского в  последующие годы, вплоть до «Композиции IV». В  том же году Кандинский представляет Мюнхенскому союзу художников свой «Страшный суд» — «переписанную» другим языком известную работу Босха, но не встречает понимания. В ответ создается художественное объединение «Синий всадник» («Blaue Reiter»), получившее название от одной из его символистских картин 1903 года. В 1925 году он издает «Точку и линию на плоскости», итог и вершину его поисков: если отказаться от свободы жеста, лиризм следует искать в самых основах геометрической формы. К этому времени уже возник Баухауз, и Кандинский стал одной из его ключевых фигур. В этой поразительной школе современной эстетики, которая базировалась на архитектуре, но распространила свое влияние на все формы искусства, правил рационализм. Духовный отец школы Вальтер Гропиус в 1922 году пригласил Кандинского преподавать (во время войны и в первые годы Революции художник находился в России, но, поработав в разных должностях, почувствовал, что эта атмосфера ему не по душе). Кандинский творит геометрическую лирику, неизменно обретая вдохновение в музыкальной гармонии.

***

Леонардо да Винчи

Революция в перспективе

Должно быть, у Леонардо с молодости был трудный характер, если он не попал в число тосканских художников, отправленных Флорентийской республикой в Рим, когда Сикст V решил расписать свою знаменитую ныне капеллу: дело касалось политики и высоких дипломатических сфер. Требовалось восстановить благожелательные отношения, после того как папа принял участие в организации заговора Пацци, в результате которого Джулиано был убит, а Лоренцо едва спасся. 27 октября 1480 года в путь отправились мастера Доменико Гирландайо, Сандро Боттичелли и Козимо Росселли; в качестве помощников они привезли с собой в Ватикан Пинтуриккьо, Пьеро ди Козимо и Бартоломео делла Гатта. На месте они застали уже за работой Перуджино и Луку Синьорелли. А Леонардо остался дома. Его отец, державший в своих руках финансы республики, то есть не последний человек во Флоренции, был оскорблен и попросил рекомендацию для сына у Лоренцо Великолепного, который отправил Леонардо в Милан ко двору Лодовико Моро, верного союзника флорентийцев. Леонардо прибыл в Милан как мастер по оформлению празднеств и представлений, а стал техническим советником герцога. Его живопись, казалось бы, отошла на второй план.

И всё же в своих трактатах он утверждает абсолютное превосходство живописи над всеми искусствами. Над скульптурой, которую ваятель создает «посредством самых механических действий, часто сопровождаемых великим потом, смешанным с пылью и превращенным в грязь. С лицом, залепленным этим тестом, и весь, словно мукой, обсыпанный мраморной пылью, скульптор кажется пекарем; и он весь покрыт мелкими осколками, словно его занесло снегом, а жилище запачкано и полно каменных осколков и пыли». Над поэзией — потому что «она не говорит, но показывает сама себя и оканчивается изображаемыми событиями; поэзия же ограничивается словами, которыми она по свойственной ей бойкости сама себя восхваляет». Живописец гораздо более удачлив, поскольку «с большим удобством сидит перед своим произведением, хорошо одетый, и движет легчайшую кисть с чарующими красками, и убран он одеждами так, как это ему нравится. И жилище его полно чарующих картин и чисто. И часто его сопровождают музыка или чтецы различных и прекрасных произведений, которых слушаешь с большим удовольствием, ибо не мешаются они со стуком молотков или другим шумом».

Леонардо да Винчи
«Salvator Mundi»

Леонардо, оставшийся в народной памяти как изобретатель всего на свете, прекрасно себя чувствует, когда занимается живописью. Он с величайшим удовольствием ставит под сомнение все правила хорошего тона в искусстве. Ему не кажется, что перспектива — это просто линии, сходящиеся в определенной точке на картоне. Он, как подлинный аналитик и экспериментатор, согласно аристотелевским принципам проверяемости, опираясь на опыт, устанавливает, что человек воспринимает всякий предмет двумя глазами, а значит, с двух углов зрения, что позволяет видеть пространство позади предмета, за пределами линии перспективы. Он понимает, что есть ряд идущих друг за другом планов, и от переднего плана к заднему цвет постепенно утрачивает значимость: отсюда и фон Джоконды, и уходящий вдаль пейзаж в «Тайной вечере», где художник тщательно следует за священными текстами, поскольку сцена разворачивается на верхнем этаже взятого в наем дома, а пейзаж тает в дымке на заднем плане.

Так в сознании Леонардо рождается воображаемый мир, в котором живопись выполняет функцию концентрации зрительных впечатлений и их точного, но упрощенного обобщения. Чем сложнее его рисунки, порой укорененные в позднеготической культуре, порой более близкие к «современной манере» в духе его коллеги Боттичелли, порой предвосхищающие экспрессионистические тенденции грядущих веков, порой вдохновленные достижениями его друга математика Луки Пачоли, тем заметнее живопись отходит от аналитики и воспаряет ко вновь обретенной высшей реальности, где непосредственность и нарочитость рисунка претворяются в строгий и загадочный художественный язык. Леонардо, сам того не понимая, взял верх над своими флорентийскими коллегами. Он не был ни одинок, ни забыт: его творчество непосредственно повлияло на ломбардское окружение и вскоре пропитало собой всю европейскую культуру.

И последнее. Говорят, гидравлики  — самые философичные среди инженеров.

***

Эгон Шиле

По ту сторону принципов удовольствия

До чего же своеобразен художественный мир империи Габсбургов. На протяжении веков Вена оставалась административным центром важнейшего конгломерата народов центральной Европы, но в искусстве ее первенство было неоднозначным: она стала городом образцовой музыки, в небольшой степени — литературы, но совершенно не преуспела в живописи. Зато интересный круг художников сформировался здесь в период ее упадка, в тот момент, когда она приближалась к своему окончательному закату. Эгон Шиле принадлежит к следующему поколению художников после Густава Климта (1862–1918) и Коломана Мозера (1868–1918) в Вене и Франца фон Штука (1863–1928) в Мюнхене, а в музыке — Густава Малера (1860–1911); к его поколению принадлежат художник-экспрессионист Оскар Кокошка (1886–1980), писатели Франц Кафка (1883–1924), Роберт Музиль (1880–1942), автор «Человека без свойств», в музыке — додекафонисты Альбан Берг (1885–1935), Арнольд Шёнберг (1874–1951) и Антон Веберн (1883–1945).

Империя Габсбургов тогда переживала последний взлет своей славы, исполненный тем ощущением тревоги, между эротизмом и смертельным предчувствием, что приведет Зигмунда Фрейда к гениальной догадке, которую он опубликует после проигранной войны, в 1920 году, под названием «Эрос и Танатос», включив ее в общий текст работы «По ту сторону принципа удовольствия» («Jenseits des Lustprinzips»).

Драматичная жизнь и визуальный лиризм Эгона Шиле являются ярким воплощением всей этой истории. Следует отметить переклички между двумя культурами южногерманского мира — Мюнхена и Вены, как в музыке, так и в пластических искусствах, тем более что ключевое новаторское движение Сецессион зарождается в Мюнхене в 1892 году, благодаря фон Штуку и журналу Jugend (отсюда и югендстиль, германский вариант модерна). В 1897 году вокруг Густава Климта и близких к нему архитекторов и живописцев складывается венский Сецессион. Так же можно рассматривать и музыкальную эволюцию поколения, где ключевыми фигурами являются Рихард Штраус (Мюнхен, 1864–1949) и Густав Малер (1860, Богемия — 1911, Вена): главные музыкальные темы обнаруживают параллели с симфонической поэмой Штрауса «Смерть и просветление» 1889 года и содержательно продолжающими ее «Песнями об умерших детях», сочиненными Малером между 1901 и 1904 годом.

Эгон Шиле
«Автопортрет в павлиньем жилете»
1911
Ernst Ploil, Vienna

Всё творчество Эгона Шиле, его пейзажи и ню, постоянно оказывается по ту сторону принципа удовольствия, о котором пишет Фрейд: если для Климта дерево — это чистая грация, то для Шиле это драматичное предчувствие бесконечной зимы. Два венских художника неразделимы даже в смерти. Климт умирает в 56 лет 6 февраля 1918 года от апоплексического удара, Шиле — 31 октября того же года в том же районе Вены: в конце своей гораздо более богемной жизни он подхватывает испанский грипп, ухаживая за умирающей женой Эдит Хармс, которая наконец-то внесла порядок в его жизнь, после того как последняя из его любовниц Валли уехала медсестрой на фронт, где в итоге и погибла. Чуть раньше, 18 октября, умер от рака Коломан Мозер, а Фердинанд Ходлер, швейцарский художник-символист, активный участник Сецессиона, скончался в Женеве еще 19 мая. Целый мир прекратил свое существование с отречением последнего императора Карла I утром 11 ноября 1918 года; 3 октября 2004 года он был причислен к лику блаженных папой Иоанном Павлом II за пацифизм и глубоко критическое отношение к войне.

Климт и Шиле — два лика эпохи упадка центральноевропейской империи, эпохи бурного, драматичного интеллектуального и художественного подъема, завершившего ее историю. Первый воплощает собой наслаждение тотальной эстетики, второй стоит по ту сторону принципа удовольствия, между тягой к смерти и нарциссизмом. Климт пишет в 1905 году свои «Три возраста женщины» — квинтэссенцию его художественного видения, далеко выходящего за рамки рафинированного вкуса высшего общества: символистское напряжение направлено от детской нежности к печальной старости через возраст расцвета, исполненный чувственности, — той же самой, которая в 1909 году найдет выражение в его «Юдифи II», гораздо более тревожной, чем первая, 1901 года. В то же время Густав Малер создает «Песни об умерших детях», пронизанные тем же экзистенциальным напряжением. Тогда в работах Климта появляются столь же драматичные руки — нечто подобное Шиле будет писать на протяжении всей жизни.