Я и Другой
Стремление человека закрепить себя в мире извечно: он строит и обустраивает, приобретает и обретает, изготавливает и творит с такой одержимостью, что безудержное производство и накопительство культурного инвентаря постепенно превращает отношения с ним в социальную проблему.
Вещи создают вокруг нас тот обитаемый мир, в котором мы чувствуем себя защищенными — это философское понимание заложили еще древние греки. Аристотель считал, что “начало в ином” открывает для человека мир возможностей, многократно превосходящих человеческие, перспективу продолжить себя в вещах, то есть овладеть вещью таким образом, чтобы относится к ней как к объекту.
Эта мысль обрела второе дыхание в эпоху промышленных революций: мир заполнился бездушными предметами, которые смогли стать объектами любых манипуляций. Техника — это попытка человека опереться на вещи-объекты, если понимать под ней не механизм различных приспособлений, а некоторый тип отношений между человеком и сущим, которое можно было определить, как вторжение в сущее. В технике человек как бы выходит за пределы себя, его внимание переносится на внешний мир, который он устраивает, а бытие оказывается преданным забвению.
Увлеченная новациями и количеством производимого, техника как особый тип отношений человека с вещью, пренебрегала человеческим бытие и была способна утвердится только через обладание вещью, как возможность обрести конечную истину. М. Хайдеггер предложил иное выстраивание отношений человека с вещью, а именно как с равным Другим, как с другим Я.
Если вещь так много значит, если от нее мы получаем помощь, если она так близка нам, то разве можно относиться к ней как к Чужому?
«Понять предмет — значит понять мою установку по отношению к нему, понять его в отношении ко мне в единственном бытии-событии, что предполагает не отвлечение от себя, а мою ответственную участность. » Бахтин М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники., 1986 г.
Одним из результатов последовательного развития этой идеи является радикальное понимание человеческих отношений с вещью, когда вещь видится даже не другим Я, а выражением собственного Я — человеческой сущности как таковой.
«По мере того, как предметная действительность повсюду в обществе становится для человека действительностью человеческих сущностных сил,… все предметы становятся для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами, а это значит, что предметом становится он сам.» Маркс К. Экономическо-философские рукописи., 1844 г.
Соответственно, меняется и представление о “полезности” вещи: если вещь становится предметным человеческим отношением к самой себе и к человеку, пользование ею утраивает эгоистическую природу, вещь теряет свою голую полезность и становится человеческой пользой.
Определенность вещи как Другого увязана с ее способностью вступать с человеком в диалог, представая носителем Слова или самим Словом, то есть она должна быть обращена к смыслу.
Диалогичность — первая важнейшая характеристика отношения человека к вещи как к Другому, и она возможна поскольку и человек, и вещь способны предстать друг для друга как смыслом, так и наделить друг друга смыслом. По средством того, как человек и вещь взаимно наделяются смыслом — они начинают очерчивать границы друг друга. Таким образом, бытие обретает цельность не изнутри, а извне, не от себя, а от Другого. Человек оформляет вещь, а вещь оформляет человеческое бытие, человек очерчивает границы вещи как целого, и вещь очерчивает границы человеческого бытия как целого, законченного.
«Я означает не этого человека в отличие от другого или тем менее человека в отличие от вещи, но все — людей, веши, ситуации — в процессе бытия, осуществляющих себя, обнаруживающих себя.» Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства., 1991 г.
Это взаимное движение оформления, очерчивания, ограничения — и тем самым осмысления — несет в себе поистине уничтожающий потенция для обоих.